Горчев:
dimkin(текст публикуется фрагментами по морально-этическим соображениям): ………… эту литературу и заставил бы их … Вот, Цунский, сука, но и тот про плавленый сырок в «Дошираке» правильно придумал. Жрём говно, пьём говно. Быков, … такой не посчитал нужным, а мы тут за него … Я честный человек. Мне нравится писать про сосать….…………… и это правда жизни.Финский журналист Тима (Тимэ, Тими…): А вы читаэте произведеэня друг друга?
Новиков
dm_novikov(с громким хлопком открывая чипсы): А толку?Пенькатый Кабыз (
kabyz): А толку?Горчев: На х…? Если всё это говно читать, то писать когда?
Пенькатый Кабыз: Так ты, всё равно, только про сосать и пишешь…
Горчев (обиженно): У меня четыре главных темы, как у всякого великого литератора. (Оглашает две из них. Публикация оглашенных тем невозможна по морально-этическим соображениям)
Новиков (пытаясь унять икоту): А остальные две?
Пенькатый Кабыз: А на остальные две он пишет под псевдонимом, потому как не уверен в их актуальности.
Горчев (самоиндуцируясь): А ты, мля, Баяна Ширянова читал?! Нет, мля, ты Баяна читал? Передай чипсы, пожалста.
Финский журналист Тима (неприлично трезвым голосом): Вы обсуждаэте произведеэня друг друга?
Новиков (открывая водку и оглядываясь в поиске стаканов): А толку?
Пенькатый Кабыз (размышляя, куда кинуть пустую банку из под пива и несколько потерявший нить разговора): Ночь какая… Красота! От места прёт, как от реактора. Ты, Горчев, врубись, что «сосать», как философская категория конечно не может вызывать никакого внутреннего отторжения, но сторонние переживания…
Новиков (перебивая): Мы же вроде покупали стаканы! Кабыз, ты стаканы нёс?
Пенькатый Кабыз: Я хренею! Я вилки покупал. Вот они, у меня в кармане. Стаканов я не видел.
Финский журналист Тима: Мнеэ каажеца, что мы не поккупаали стаканы.
Горчев: Я вообще пиво пью, на кой хрен мне стаканы?
Новиков:Это ты сейчас пиво пьёшь. А потом будешь пить водку.
Горчев: А я не буду пить водку.
Пенькатый Кабыз: Никогда?
Горчев: Никогда не буду. Я пойду сейчас на могилу Ахматовой, покрашусь нитрокраской, закопаюсь по пояс в землю.
Пенькатый Кабыз: А водка тут при чём?
Новиков: А при чём водка?
Финский журналист Тима: Мне не софсэм поняатно про Ахмаатову…
Горчев (тяжело роняя голову на колени): Крупский стаканы в столовую отнёс. Кто пойдёт за стаканами?
Новиков: Там нет никого сейчас. Половина третьего ночи. Может из горла?
Финский журналист Тима: А когдаа фам не нраавяца произведеэня друг друга, вы это гафоритте открыто?
Горчев: Говорим, но никто не слушает.
Пенькатый Кабыз: Я вначале слушал. Обижался. Дурак. Потом перестал слушать, — перестал обижаться. Вон, Горчев обижается.
Горчев (трагически): А вы тут все меня ни в х.. не ставите.
Новиков (наклоняясь к финскому журналисту): Горчев — гениальный писатель.
Пенькатый Кабыз (наклоняясь к Новикову): Что ты ему сказал?
Новиков (наклоняясь к Пенькатому Кабызу): Это Горчев стаканы нёс
Финский журналист Тима: А вы читааэте произведеэня европейских писаатэле?
Горчев: Я вообще живу за чужой счёт..
Пенькатый Кабыз: Мы читаем Крупского, который великоэстонский шовинист.
Новиков: Крупский (
krups)— не европейский писатель.Пенькатый Кабыз: Тогда он азиатский писатель?
Новиков: Не уверен.
Горчев: А на кой хрен Крупский стаканы отнёс? Не мог до утра подождать? Африканский он писатель!
Сап Са Дэ (проходя мимо): Жопу не отморозьте!
Новиков: Ты куда,
sap?Сап Са Дэ: На могилу Ахматовой. Закопаюсь по пояс. Рожи бы ваши не видеть.
Пенькатый Кабыз: Интересно, чем он обычно смотрит?
Горчев: Плагиатор хренов… Придётся из горла.
